йо-хо-хо!
название: Снегопад
автор: -доставляется к пиву
персонажи: Эмма Свон, Киллиан Джонс
описание: Снег шел несколько дней подряд.
предупреждение: au относительно третьего сезона, все вернулись из Неверленда и просто пытаются жить, а Питер Пэн если где и строит свои планы, то явно не здесь.
от автора: писалось изначально на конкурс в данное сообщество, но "с тигром не срослось".
read moreСнег шел несколько дней подряд.
Дожди, заливавшие Сторибрук с почти пугающей периодичностью вплоть до двадцатого декабря, превратили улицы города в полосу препятствий, спрятав большинство выбоин в дороге и размыв некоторые участки шоссе так, что впору было переплывать их на лодке, а не пытаться преодолеть на автомобиле. И если двадцатого декабря небо расчистилось, и даже на пару часов припекло непривычно холодное солнце, то с самого утра двадцать первого началась настоящая зима: лужи превратились в непробиваемый монолитный кусок льда, а детская площадка и большинство дворов стали походить больше на один огромный сугроб, чем на что-либо иное.
И, быть может, все действительно чувствовали дух Рождества, о котором Генри, не замолкая, говорил с самого начала снегопадов, но Эмма, как обычно, хотела лишь покоя, желательно, несколько выходных с выключенным мобильным телефоном и, в идеале, помощника в участок, который бы расчищал подъездные дорожки за нее. И если первые две мысли приходили к ней, вымотанной тяжелым трудовым днем, в голову преимущественно перед сном, то последняя преследовала ее постоянно или чем-то напоминала о себе. Той же болью в спине от ежедневного махания лопатой или слипающимися, покрасневшими глазами от заполнения документов на мелкие дела вроде сломанной калитки или опороченной Понго несколько недель назад клумбы.
Двадцать второго декабря Эмма не выдержала и подала объявление о поиске помощника шерифа. Она, конечно, старалась себя не обнадеживать – ну кто вообще согласится работать с девяти до восьми за гроши да еще и перед Рождеством?! – но от переутомление и, в большей степени, одиночества ей уже хотелось лезть на стену.
После возвращения из Неверленда Мэри Маргарет и Дэвид посвящали почти все время друг другу, Генри навещал Регину и Нила, которых Эмма не горела желанием видеть, а она будто бы осталась за бортом всех семейных отношений. Возвращаясь домой, Эмма оказывалась один на один с самой собой и своими страхами. Она не хотела вернуться к тому, с чего когда-то начала – с неверия и с отсутствия, каких бы то ни было, близких, – но не могла ничего изменить и теперь позволяла течению нести себя в любом направлении.
Двадцать третьего декабря перед дверью участка Эмма обнаружила бодрого Крюка, переминавшегося с одной ноги на другую на ступенях, засунув правую руку в карман кожаной куртки. Видимо, резкая смена погоды застала врасплох и его. В легкий мороз даже Эмма предпочла не особенно красивый красный пуховик кашемировому пальто, но Джонс, только привыкавший к странностям современного мира, не успел научиться пользоваться такими благами цивилизациями как термометр и, наверное, выйдя на улицу, просто поленился возвращаться обратно.
Киллиан улыбнулся и поднял левую руку: на крюк, заменяющий ему кисть, было нанизано вчерашнее объявление.
– Пошли слухи, что шериф не справляется со своими обязанностями, – заметил он. – Хотя я и предположить не мог, что та привлекательная женщина, которую я знал, внезапно превратится... как это у вас называется?.. а, в снеговика. Или это еще одно проклятье Злой Королевы?
– Надеюсь, что ты пришел не только для того, чтобы сравнить меня со снеговиком, – Эмма нахмурилась, – потому что это, как минимум, не смешно.
– Ну что ты, красавица, – Крюк снова улыбнулся. – Согласно этой бумаге тебе требуется помощник. Вот он я.
– Нет, – покачала головой она, взглянув на объявление, и, быстро преодолев три ступени, оттеснила его плечом от двери, начав возиться с замком. – Не думаю, что это хорошая идея. Это ужасная идея. Просто нет. Иди домой. Я сама справлюсь.
В том, что сегодня ей удастся найти в себе силы снова взяться за уборку территории, Эмма уверена не была. Обычно (то есть – в последние несколько дней), не откладывая на потом, она сразу бралась за лопату и только потом загоняла машину на парковочное место; сегодня, проспав от силы три часа ночью, Эмма просто въехала в сугроб (благо, не такой огромный, как вчера или позавчера), оправдав себя тем, что с «жуком», пережившим с ней многое, за один раз ничего не случится.
Впрочем, она, кажется, все равно довольно сильно погорячилась: руки тряслись, и у нее не получалось попасть даже в замочную скважину.
– Давай помогу, – предложил Джонс, когда ключи после нескольких минут тщетных попыток оказались на ступеньках.
Замок как-то приветливо щелкнул почти сразу, и Крюк галантно распахнул перед ней дверь.
– Спасибо, – Эмма тенью проскользнула мимо него.
Она надеялась, что ее безразличие и раздражение создадут нужное впечатление, и Киллиан просто уйдет. Сейчас ей и так хватало забот, и разбираться в собственных чувствах – в частности, и во взаимоотношениях двух взрослых людей – в общем Эмме не хотелось. То, что она избегала и игнорировала Нила, не значило, что выбор был сделан в пользу Крюка. Он вообще никак не влиял на ее решение. Грубо говоря, Эмма в глубине души знала, что, несмотря на всю любовь, просто не сможет простить Нила. Из-за него она оказалась в тюрьме. Из-за него отказалась от ребенка. Из-за него чувствовала себя одинокой, брошенной и беззащитной десять лет. В их истории слишком много было боли, чтобы ее просто забыть или преодолеть.
Эмма расстегнула пуховик и вздохнула с облегчением, когда повесила его на вешалку, оставшись в блузке.
Звякнул колокольчик, и хлопнула входная дверь, над которой он висел.
Крюк не собирался – как и всегда, впрочем – сдаваться так просто.
– Почему все принцессы, которых я встречал, настолько упрямы? Особенно когда кто-то пытается предложить им помощь, – заметил он как бы невзначай, глядя на нее исподлобья, чуть опустив голову, словно обиженный ребенок, и, одновременно с этим, улыбаясь.
– И многих принцесс ты знал? – насмешливо спросила Эмма, присев на краешек стола и сложив руки на груди в неосознанном защитном жесте.
– Тебя, – Джонс, расстегнув куртку, прислонился к стене напротив. – Белоснежку. Аврору.
– Я не принцесса, – она недовольно фыркнула.
В представлении Эммы, подпорченном сказочными стереотипами, от которых до сих пор не до конца удавалось избавиться, принцессы были инфернальными и абсолютно неприспособленными к жизни существами, фактически теми же львицами, выросшими бок о бок людьми и не способными в одиночестве выжить в дикой природе. Правда, оказавшись в привычных условиях, что львицы, что принцессы выпускали свои когти, но это не делало их менее… беззащитными. И, пожалуй, это сравнение ей не льстило. По крайней мере, Эмме хотелось бы так действительно считать.
– Может быть, не по воспитанию, но по праву рождения – принцесса. Глупо это отрицать, – усмехнулся Крюк. – Но я знал людей, которые были во сто крат упрямее принцесс. И, что не отнять, наглее.
Эмма бросила взгляд в окно, но вместо своего желтого «жука» увидела лишь морозные узоры да небольшой слой снега.
– И кого же? – спросила она, снова вернув все внимание Джонсу.
– Пиратов, – отозвался он и снова улыбнулся. – Так что, как видишь, вряд ли тебе удастся убедить меня поменять планы без веской причины.
После возвращения из Неверленда Крюк улыбался часто и много: возможно, он действительно поменял взгляды на свою жизнь и смирился даже с тем, что не может жить на собственном корабле круглый год. И, стоило им пересечься, сердце Эммы на какую-то долю секунды замирало. Ей нравилось видеть его если не счастливым, то спокойным и довольным, без этой вечной погони за местью и почти одержимостью смертью Румпельштильцхена.
– И мое нежелание терпеть тебя рядом за вескую причину не считаются? – поинтересовалась Эмма и неожиданно улыбнулась.
– О, ты и сама не знаешь, чего хочешь, красавица, – заметил Крюк с энтузиазмом.
Что ж, в этом он был прав. Эмма не знала.
Двадцать четвертого декабря снег все еще продолжал идти. Может, это было даже к лучшему: в Бостоне не так часто удавалось в канун Рождества увидеть огромные сугробы или что-то подобное – техника справлялась с причудами погоды без проблем, и казалось, будто в городе царит холодная осень, но никак не зима. Сторибрук сильно отличался от Бостона, и их сложно было сравнивать. Но, пожалуй, Бостон бы никогда Эмма не назвала своим домом, разве что пристанищем коробок с вещами, которые она даже не трудилась разбирать из-за частых переездов. А Сторибрук… Что ж, маленький, обособленный от всего остального мира, городок действительно напоминал ей свою тихую и родную гавань, несмотря на весь бардак, что тут творился.
Эмма зевнула, вытянувшись на узком диванчике, и поежилась: в участке было прохладно. Наверное, не стоило поступать столь эгоистично, но сон напал на нее около пяти вечера, а Крюк, напросившийся в помощники, не потрудился ее разбудить. Впрочем, с техникой он обращался сносно, не смотрел на телефон, словно на свирепого зверя, чего Эмма в душе опасалась, а документы заполнял, пожалуй, даже с вдохновением и профессионализмом.
Ночевать в участке было не лучшей идеей – сейчас из-за этого ломило спину, и трещала голова, – но теперь она, впервые за неделю, чувствовала себя выспавшейся и бодрой, полной энергии и желания что-то делать. Да и вряд ли Джонс заснял ее на мобильный телефон – а был ли он у него вообще? – и выложил забавные фотографии в Интернет.
К собственному сожалению, Эмма не относилась к тем женщинам, которые в любое время суток выглядят привлекательно и обворожительно. Во сне она обнимала подушку, закутывалась в одеяло или плед, словно гусеница, и что-то бормотала себе под нос, забавно морщась. Это можно бы было назвать милым. В теории. На практике же все это выглядело смешно и нелепо.
Эмма подумала, что могла бы поспать еще какое-то время, когда снаружи завозились с замком, а, потянувшись к бедру за пистолетом, не обнаружила его на привычном месте. Хотя, конечно, было бы глупо и неудобно целиться в кого-то, лежа на диване. В итоге, она просто села, решив, что ни один сумасшедший не решится убить шерифа перед Рождеством.
Крюк появился в участке довольный и сияющий, словно новая двадцатицентовая монетка, сразу после запаха кофе, который он умудрился пролить на пороге.
– Уже проснулась, красавица? А я надеялся, что мне снова удастся посмотреть на то, как ты забавно чмокаешь губами во сне, – усмехнулся он. – Твой утренний кофе. Или то, что от него осталось.
– Ты уволен, – пробурчала Эмма, подавив в себе глупое желание процедить «я не чмокаю» в ответ, но картонный стаканчик приняла почти с благодарностью.
– Ты же знаешь, что нет.
Джонс устроился за столом так, будто именно там было его законное место. Эмма даже почувствовала необоснованную, хоть и легкую, словно укол иголкой через одежду, ревность. Пожалуй, Крюк слишком навязчиво пытался вмешиваться в ее жизнь. Это казалось непривычным, и в итоге Эмма понятия не имела, как к этому относиться. С одной стороны, он не пытался докучать ей разговорами или открыто намекать на что-то. С другой, Киллиан был рядом уже, фактически, сутки, и, если позволить ему, он заставит Эмму просто привыкнуть к себе.
Она ему доверяла – после Неверленда глупо было бы относиться к нему с подозрениями, – но это не значило, что его стоило подпускать к себе настолько близко. Эмма все еще боялась, что кто-нибудь разобьет ей сердце.
Впрочем, что думает по этому поводу само сердце, влюбляющееся без чьей-либо указки, никто не спрашивал, а оно, увы, тоже не спросив ни у кого разрешения, уже сделало свой выбор.
К вечеру ленивый снегопад превратился в настоящую метель: до этого огромные хлопья сменились колкими снежинками, так и норовящими залететь за шиворот, и поднялся ветер. В связи с этим или с близостью праздников никому до звонков шерифу по работе не было дела, и Эмме следовало просто закончить заполнять документацию и забыть о ней, как о страшном сне, на месяц или два. В большом городе не удалось бы с такой халатностью отнестись к бумагам, но в Сторибруке происшествий, которые следовало бы упомянуть официально, было не так уж много, и они не отличались разнообразием – мелкое хулиганство, да и только.
Но вместо этого она, балансируя на старенькой стремянке, пыталась прилепить гирлянду под самым потолком на скотч. Идея украсить участок пришла в голову одухотворенному Генри. Эмма, и раньше не отличавшаяся особенной строгостью по поводу относительно невинных пожеланий собственного сына, в этот раз просто пошла на поводу у упрямого ребенка. В конце концов, никому от этого хуже не становилось, но почему-то, несмотря на все заверения Генри, дух Рождества или хотя бы праздника она не чувствовала. Может, дело было в том, что, как и в День Благодарения, здесь требовалось присутствие семьи. Может, Эмма просто не привыкла предаваться всеобщей вакханалии под девизом счастья, подарков и глупых традиций.
– Свон, ты была бы чудесным матросом. Ловким, пусть и неумелым, – ухмыльнулся Крюк. – Но всему можно научиться.
– Спасибо, но откажусь, – отозвалась Эмма. – Пока моя работа меня устраивает.
Не то чтобы в ленивых комментариях был смысл… Она все равно воспринимала любой флирт с Джонсом легкомысленно и несерьезно. Несмотря на то, что в Неверленде он весьма уверенно говорил о своих намерениях, Свон не была склонна придавать всему происходящему значение. Почему-то именно сейчас хотелось пустить все на самотек: будь, что будет, и не важно, о скольких ошибках потом придется пожалеть. В конце концов, Эмма очень долгое время удерживала себя от безумств и теперь жалела о бездействии, о том, что не делала глупостей раньше. До Сторибрука она существовала в четырех стенах, возведенных ею самой – ни чувств, ни привязанностей, только работа и просмотр романтических комедий под попкорн по вечерам в одиночестве в пустой безликой квартире. Сейчас же Свон приходилось буквально привыкать, при этом ломая себя: люди (нечужие ей люди) требовали доверия и хоть малой доли откровенности, и они были ее достойны. Даже Крюк.
Особенно Крюк.
Зазвонил телефон, и Эмма будто вынырнула с глубины – громко вздохнула и вздрогнула. Старая стремянка жалобно скрипнула и покачнулась, а в следующий момент Свон осознала, что летит на пол, смешно вскинув ноги, задержав дыхание и зажмурившись, что есть сил. За те несколько секунд свободного падения, она успела подумать, что глупо умереть вот так вот – просто упасть с лестницы, а не быть приконченной, скажем, Бармаглотом или, например, Снежной Королевой после всего случившегося.
Пол оказался не таким твердым и – теплым, несмотря на мороз за окном и откровенно не справляющееся отопление. И было совсем не больно – или не больно по сравнению с тем, что Эмма себе представила или как должно было бы быть. А еще, спустя несколько мгновений, пол закряхтел, дернулся и рвано выдохнул воздух.
Свон открыла глаза.
Джонс под ней поморщился и улыбнулся.
– Кажется, я спас тебе жизнь, – прохрипел он сдавленно, – принцесса.
Эмме нечего было на это ответить: Крюк был прав. И ей не нравилось, что за последние несколько дней она с ним так часто соглашалась. Пусть – только в мыслях.
Двадцать пятого декабря к обеду небо расчистилось: перестал сыпать снег, и не осталось ни облачка, только яркое, хоть и холодное, зимнее солнце. В городе царило по-настоящему праздничное настроение, подкрепляющееся украшенными улицами и неестественно радостными лицами. И Эмме было даже обидно, что она до сих пор не прочувствовала всей прелести Рождества – ни кексы на завтрак, запах которых ее и разбудил, ни счастливая улыбка Мэри Маргарет, ни несуразный снеговик во дворе не вызывали в ней никаких особенных эмоций. Все это казалось милым, сентиментальным, но и только.
«Наверное, все эта семейная идиллия не для меня в принципе», – решила Эмма, окончательно расстроившись, и ближе к обеду улизнула из дома в участок, надеясь скрыться от всеобщей вакханалии, касающейся праздника.
И, нет, она не надеялась найти там Джонса. Ни капли.
И, конечно же, он был в участке – дремал на узком диванчике, сложив руки на груди и закопавшись носом в меховой воротник кожаной куртки. Выглядело это… успокаивающе. Хотя Эмме все равно было сложно воспринимать Крюка настолько современным – без своего плаща, шпаги и корабля он казался потерянным и совершенно неуместным.
Настолько же неуместным, как и сама Эмма в Рождество в Сторибруке.
Она хмыкнула, достав из кармана мобильник, и начала расталкивать Джонса только после того, как сделала снимок. Если у него нет телефона с камерой – это его проблемы, и Эмма не собиралась отказывать себе в забавной фотографии и компромате одновременно.
– Не думала, что тебе придет в голову заявиться в участок в канун праздника, – заметила она, когда Крюк проморгался, сел ровнее и снова заулыбался.
– А сегодня какой-то праздник? – в ответ переспросил он.
Эмма ничего не сказала, так и не поняв, издевается он на ней или нет. В конце концов, она не знала, праздновали ли в Зачарованном Лесу Рождество, и появлялся ли там Джонс хоть раз в сочельник. Вполне возможно, что весь Сторибрук просто перенимал традицию чужого мира – обычай, конечно, замечательный, но неродной.
Как и Крюк в этом городе.
Как и Эмма среди всех этих людей.
Наверное, поэтому ей было так хорошо в его компании: он не вел себя, как Мэри Маргарет со своей зачастую навязчивой заботой; не пытался советовать, неловко и не вовремя, как Дэвид; не начинал сложные и душещипательные разговоры, как Нил. И за эти несколько дней Эмма действительно к нему привыкла.
До вечера они просидели в участке – смеясь, рассортировали документацию, убрали весь мусор и успели даже сесть за карты, когда мобильный начали раздирать звонки из дома.
– Если я не вернусь в ближайшее время, Мэри Маргарет встретит меня на пороге с арбалетом, – зачем-то пояснила Эмма Джонсу, заматываясь в шарф, не в силах спокойно выдержать его пристальный взгляд; ей не хотелось бросать его одного – хотя бы потому, что он остался бы с ней, не будь где-то поблизости ее семьи, в подобный праздник. – Если хочешь, пойдем со мной.
– Эй, красавица, а кто может гарантировать, что ты на следующий день не заявишь, что я обязан на тебе жениться? – усмехнулся Крюк. – Кто знает эти ваши традиции?
– М-м-м, наверное, никто, – хмыкнула Эмма, замерев в дверях.
Ей было плевать на то, как это выглядело со стороны – или могло бы выглядеть. Игры кончились. Если до этого она сама намеренно тормозила Джонса, позволяя ему флирт, но не большее, то теперь стояла, ожидала действий. Крюк ее провоцировал – постоянно, хоть и ненавязчиво. Что ж, теперь его черед делать шаг – и вперед или назад, решать тоже ему.
Наверное, в глазах Эммы это отразилось особенно явно – и серьезность намерений, и разрешение, и ожидание, – потому что Джонс преодолел расстояние, разделяющее их, тут же, будто только этого и ждал.
– Может, мне и стоит согласиться, – усмехнулся он, захлопывая дверь и нежно обнимая Эмму.
– Конечно, стоит, там же будет пирог Мэри Маргарет, – она улыбнулась, уткнувшись носом ему в воротник, – и я.
Пожалуй, по части неудачного и неуместного флирта они могли бы составить друг другу неплохую конкуренцию. Но, несмотря на это, все складывалось как нельзя лучше – обниматься с Крюком было приятно и тепло, и Эмме совсем расхотелось куда-то идти. На мгновение ей даже показалось, что она может просидеть всю ночь на диване в участке с Джонсом, положив голову ему на плечо, и при этом будет чувствовать больше рождественского настроение, чем это вообще возможно.
– Тогда – как пожелаешь, – прошептал Крюк ей на ухо.
Они простояли так еще несколько минут – Эмма после, как ни пыталась, не могла вспомнить, что говорила и говорила ли вообще – пока телефон снова не зазвонил.
Несмотря на то, что Мэри Маргарет попыталась отчитать ее, словно маленького ребенка, а Дэвид в начале вечера смотрел на Джонса так, словно он сбежал из тюрьмы, это было самое счастливое Рождество. По крайней мере, в жизни Эммы.
Она думала об этом, замерев у окна. Крюк наотрез отказался оставаться на ночь и теперь медленно шагал от их дома в сторону пристани, рядом с которой нашел себе квартиру, чтобы быть поближе к своему кораблю. В какой-то момент он остановился и обернулся – и увидел Эмму, стоящую у занавески, провожающую его взглядом.
Джонс радостно ухмыльнулся и чуть поклонился, даже сделал вид, что снимает со своей головы несуществующую шляпу. Выглядело это забавно и мило – пусть и странно одновременно.
«О боже, его ничего не исправит», – подумала она.
То, что на улице снова пошел снег, Эмма уже не видела.
автор: -доставляется к пиву
персонажи: Эмма Свон, Киллиан Джонс
описание: Снег шел несколько дней подряд.
предупреждение: au относительно третьего сезона, все вернулись из Неверленда и просто пытаются жить, а Питер Пэн если где и строит свои планы, то явно не здесь.
от автора: писалось изначально на конкурс в данное сообщество, но "с тигром не срослось".
read moreСнег шел несколько дней подряд.
Дожди, заливавшие Сторибрук с почти пугающей периодичностью вплоть до двадцатого декабря, превратили улицы города в полосу препятствий, спрятав большинство выбоин в дороге и размыв некоторые участки шоссе так, что впору было переплывать их на лодке, а не пытаться преодолеть на автомобиле. И если двадцатого декабря небо расчистилось, и даже на пару часов припекло непривычно холодное солнце, то с самого утра двадцать первого началась настоящая зима: лужи превратились в непробиваемый монолитный кусок льда, а детская площадка и большинство дворов стали походить больше на один огромный сугроб, чем на что-либо иное.
И, быть может, все действительно чувствовали дух Рождества, о котором Генри, не замолкая, говорил с самого начала снегопадов, но Эмма, как обычно, хотела лишь покоя, желательно, несколько выходных с выключенным мобильным телефоном и, в идеале, помощника в участок, который бы расчищал подъездные дорожки за нее. И если первые две мысли приходили к ней, вымотанной тяжелым трудовым днем, в голову преимущественно перед сном, то последняя преследовала ее постоянно или чем-то напоминала о себе. Той же болью в спине от ежедневного махания лопатой или слипающимися, покрасневшими глазами от заполнения документов на мелкие дела вроде сломанной калитки или опороченной Понго несколько недель назад клумбы.
Двадцать второго декабря Эмма не выдержала и подала объявление о поиске помощника шерифа. Она, конечно, старалась себя не обнадеживать – ну кто вообще согласится работать с девяти до восьми за гроши да еще и перед Рождеством?! – но от переутомление и, в большей степени, одиночества ей уже хотелось лезть на стену.
После возвращения из Неверленда Мэри Маргарет и Дэвид посвящали почти все время друг другу, Генри навещал Регину и Нила, которых Эмма не горела желанием видеть, а она будто бы осталась за бортом всех семейных отношений. Возвращаясь домой, Эмма оказывалась один на один с самой собой и своими страхами. Она не хотела вернуться к тому, с чего когда-то начала – с неверия и с отсутствия, каких бы то ни было, близких, – но не могла ничего изменить и теперь позволяла течению нести себя в любом направлении.
Двадцать третьего декабря перед дверью участка Эмма обнаружила бодрого Крюка, переминавшегося с одной ноги на другую на ступенях, засунув правую руку в карман кожаной куртки. Видимо, резкая смена погоды застала врасплох и его. В легкий мороз даже Эмма предпочла не особенно красивый красный пуховик кашемировому пальто, но Джонс, только привыкавший к странностям современного мира, не успел научиться пользоваться такими благами цивилизациями как термометр и, наверное, выйдя на улицу, просто поленился возвращаться обратно.
Киллиан улыбнулся и поднял левую руку: на крюк, заменяющий ему кисть, было нанизано вчерашнее объявление.
– Пошли слухи, что шериф не справляется со своими обязанностями, – заметил он. – Хотя я и предположить не мог, что та привлекательная женщина, которую я знал, внезапно превратится... как это у вас называется?.. а, в снеговика. Или это еще одно проклятье Злой Королевы?
– Надеюсь, что ты пришел не только для того, чтобы сравнить меня со снеговиком, – Эмма нахмурилась, – потому что это, как минимум, не смешно.
– Ну что ты, красавица, – Крюк снова улыбнулся. – Согласно этой бумаге тебе требуется помощник. Вот он я.
– Нет, – покачала головой она, взглянув на объявление, и, быстро преодолев три ступени, оттеснила его плечом от двери, начав возиться с замком. – Не думаю, что это хорошая идея. Это ужасная идея. Просто нет. Иди домой. Я сама справлюсь.
В том, что сегодня ей удастся найти в себе силы снова взяться за уборку территории, Эмма уверена не была. Обычно (то есть – в последние несколько дней), не откладывая на потом, она сразу бралась за лопату и только потом загоняла машину на парковочное место; сегодня, проспав от силы три часа ночью, Эмма просто въехала в сугроб (благо, не такой огромный, как вчера или позавчера), оправдав себя тем, что с «жуком», пережившим с ней многое, за один раз ничего не случится.
Впрочем, она, кажется, все равно довольно сильно погорячилась: руки тряслись, и у нее не получалось попасть даже в замочную скважину.
– Давай помогу, – предложил Джонс, когда ключи после нескольких минут тщетных попыток оказались на ступеньках.
Замок как-то приветливо щелкнул почти сразу, и Крюк галантно распахнул перед ней дверь.
– Спасибо, – Эмма тенью проскользнула мимо него.
Она надеялась, что ее безразличие и раздражение создадут нужное впечатление, и Киллиан просто уйдет. Сейчас ей и так хватало забот, и разбираться в собственных чувствах – в частности, и во взаимоотношениях двух взрослых людей – в общем Эмме не хотелось. То, что она избегала и игнорировала Нила, не значило, что выбор был сделан в пользу Крюка. Он вообще никак не влиял на ее решение. Грубо говоря, Эмма в глубине души знала, что, несмотря на всю любовь, просто не сможет простить Нила. Из-за него она оказалась в тюрьме. Из-за него отказалась от ребенка. Из-за него чувствовала себя одинокой, брошенной и беззащитной десять лет. В их истории слишком много было боли, чтобы ее просто забыть или преодолеть.
Эмма расстегнула пуховик и вздохнула с облегчением, когда повесила его на вешалку, оставшись в блузке.
Звякнул колокольчик, и хлопнула входная дверь, над которой он висел.
Крюк не собирался – как и всегда, впрочем – сдаваться так просто.
– Почему все принцессы, которых я встречал, настолько упрямы? Особенно когда кто-то пытается предложить им помощь, – заметил он как бы невзначай, глядя на нее исподлобья, чуть опустив голову, словно обиженный ребенок, и, одновременно с этим, улыбаясь.
– И многих принцесс ты знал? – насмешливо спросила Эмма, присев на краешек стола и сложив руки на груди в неосознанном защитном жесте.
– Тебя, – Джонс, расстегнув куртку, прислонился к стене напротив. – Белоснежку. Аврору.
– Я не принцесса, – она недовольно фыркнула.
В представлении Эммы, подпорченном сказочными стереотипами, от которых до сих пор не до конца удавалось избавиться, принцессы были инфернальными и абсолютно неприспособленными к жизни существами, фактически теми же львицами, выросшими бок о бок людьми и не способными в одиночестве выжить в дикой природе. Правда, оказавшись в привычных условиях, что львицы, что принцессы выпускали свои когти, но это не делало их менее… беззащитными. И, пожалуй, это сравнение ей не льстило. По крайней мере, Эмме хотелось бы так действительно считать.
– Может быть, не по воспитанию, но по праву рождения – принцесса. Глупо это отрицать, – усмехнулся Крюк. – Но я знал людей, которые были во сто крат упрямее принцесс. И, что не отнять, наглее.
Эмма бросила взгляд в окно, но вместо своего желтого «жука» увидела лишь морозные узоры да небольшой слой снега.
– И кого же? – спросила она, снова вернув все внимание Джонсу.
– Пиратов, – отозвался он и снова улыбнулся. – Так что, как видишь, вряд ли тебе удастся убедить меня поменять планы без веской причины.
После возвращения из Неверленда Крюк улыбался часто и много: возможно, он действительно поменял взгляды на свою жизнь и смирился даже с тем, что не может жить на собственном корабле круглый год. И, стоило им пересечься, сердце Эммы на какую-то долю секунды замирало. Ей нравилось видеть его если не счастливым, то спокойным и довольным, без этой вечной погони за местью и почти одержимостью смертью Румпельштильцхена.
– И мое нежелание терпеть тебя рядом за вескую причину не считаются? – поинтересовалась Эмма и неожиданно улыбнулась.
– О, ты и сама не знаешь, чего хочешь, красавица, – заметил Крюк с энтузиазмом.
Что ж, в этом он был прав. Эмма не знала.
***
Двадцать четвертого декабря снег все еще продолжал идти. Может, это было даже к лучшему: в Бостоне не так часто удавалось в канун Рождества увидеть огромные сугробы или что-то подобное – техника справлялась с причудами погоды без проблем, и казалось, будто в городе царит холодная осень, но никак не зима. Сторибрук сильно отличался от Бостона, и их сложно было сравнивать. Но, пожалуй, Бостон бы никогда Эмма не назвала своим домом, разве что пристанищем коробок с вещами, которые она даже не трудилась разбирать из-за частых переездов. А Сторибрук… Что ж, маленький, обособленный от всего остального мира, городок действительно напоминал ей свою тихую и родную гавань, несмотря на весь бардак, что тут творился.
Эмма зевнула, вытянувшись на узком диванчике, и поежилась: в участке было прохладно. Наверное, не стоило поступать столь эгоистично, но сон напал на нее около пяти вечера, а Крюк, напросившийся в помощники, не потрудился ее разбудить. Впрочем, с техникой он обращался сносно, не смотрел на телефон, словно на свирепого зверя, чего Эмма в душе опасалась, а документы заполнял, пожалуй, даже с вдохновением и профессионализмом.
Ночевать в участке было не лучшей идеей – сейчас из-за этого ломило спину, и трещала голова, – но теперь она, впервые за неделю, чувствовала себя выспавшейся и бодрой, полной энергии и желания что-то делать. Да и вряд ли Джонс заснял ее на мобильный телефон – а был ли он у него вообще? – и выложил забавные фотографии в Интернет.
К собственному сожалению, Эмма не относилась к тем женщинам, которые в любое время суток выглядят привлекательно и обворожительно. Во сне она обнимала подушку, закутывалась в одеяло или плед, словно гусеница, и что-то бормотала себе под нос, забавно морщась. Это можно бы было назвать милым. В теории. На практике же все это выглядело смешно и нелепо.
Эмма подумала, что могла бы поспать еще какое-то время, когда снаружи завозились с замком, а, потянувшись к бедру за пистолетом, не обнаружила его на привычном месте. Хотя, конечно, было бы глупо и неудобно целиться в кого-то, лежа на диване. В итоге, она просто села, решив, что ни один сумасшедший не решится убить шерифа перед Рождеством.
Крюк появился в участке довольный и сияющий, словно новая двадцатицентовая монетка, сразу после запаха кофе, который он умудрился пролить на пороге.
– Уже проснулась, красавица? А я надеялся, что мне снова удастся посмотреть на то, как ты забавно чмокаешь губами во сне, – усмехнулся он. – Твой утренний кофе. Или то, что от него осталось.
– Ты уволен, – пробурчала Эмма, подавив в себе глупое желание процедить «я не чмокаю» в ответ, но картонный стаканчик приняла почти с благодарностью.
– Ты же знаешь, что нет.
Джонс устроился за столом так, будто именно там было его законное место. Эмма даже почувствовала необоснованную, хоть и легкую, словно укол иголкой через одежду, ревность. Пожалуй, Крюк слишком навязчиво пытался вмешиваться в ее жизнь. Это казалось непривычным, и в итоге Эмма понятия не имела, как к этому относиться. С одной стороны, он не пытался докучать ей разговорами или открыто намекать на что-то. С другой, Киллиан был рядом уже, фактически, сутки, и, если позволить ему, он заставит Эмму просто привыкнуть к себе.
Она ему доверяла – после Неверленда глупо было бы относиться к нему с подозрениями, – но это не значило, что его стоило подпускать к себе настолько близко. Эмма все еще боялась, что кто-нибудь разобьет ей сердце.
Впрочем, что думает по этому поводу само сердце, влюбляющееся без чьей-либо указки, никто не спрашивал, а оно, увы, тоже не спросив ни у кого разрешения, уже сделало свой выбор.
К вечеру ленивый снегопад превратился в настоящую метель: до этого огромные хлопья сменились колкими снежинками, так и норовящими залететь за шиворот, и поднялся ветер. В связи с этим или с близостью праздников никому до звонков шерифу по работе не было дела, и Эмме следовало просто закончить заполнять документацию и забыть о ней, как о страшном сне, на месяц или два. В большом городе не удалось бы с такой халатностью отнестись к бумагам, но в Сторибруке происшествий, которые следовало бы упомянуть официально, было не так уж много, и они не отличались разнообразием – мелкое хулиганство, да и только.
Но вместо этого она, балансируя на старенькой стремянке, пыталась прилепить гирлянду под самым потолком на скотч. Идея украсить участок пришла в голову одухотворенному Генри. Эмма, и раньше не отличавшаяся особенной строгостью по поводу относительно невинных пожеланий собственного сына, в этот раз просто пошла на поводу у упрямого ребенка. В конце концов, никому от этого хуже не становилось, но почему-то, несмотря на все заверения Генри, дух Рождества или хотя бы праздника она не чувствовала. Может, дело было в том, что, как и в День Благодарения, здесь требовалось присутствие семьи. Может, Эмма просто не привыкла предаваться всеобщей вакханалии под девизом счастья, подарков и глупых традиций.
– Свон, ты была бы чудесным матросом. Ловким, пусть и неумелым, – ухмыльнулся Крюк. – Но всему можно научиться.
– Спасибо, но откажусь, – отозвалась Эмма. – Пока моя работа меня устраивает.
Не то чтобы в ленивых комментариях был смысл… Она все равно воспринимала любой флирт с Джонсом легкомысленно и несерьезно. Несмотря на то, что в Неверленде он весьма уверенно говорил о своих намерениях, Свон не была склонна придавать всему происходящему значение. Почему-то именно сейчас хотелось пустить все на самотек: будь, что будет, и не важно, о скольких ошибках потом придется пожалеть. В конце концов, Эмма очень долгое время удерживала себя от безумств и теперь жалела о бездействии, о том, что не делала глупостей раньше. До Сторибрука она существовала в четырех стенах, возведенных ею самой – ни чувств, ни привязанностей, только работа и просмотр романтических комедий под попкорн по вечерам в одиночестве в пустой безликой квартире. Сейчас же Свон приходилось буквально привыкать, при этом ломая себя: люди (нечужие ей люди) требовали доверия и хоть малой доли откровенности, и они были ее достойны. Даже Крюк.
Особенно Крюк.
Зазвонил телефон, и Эмма будто вынырнула с глубины – громко вздохнула и вздрогнула. Старая стремянка жалобно скрипнула и покачнулась, а в следующий момент Свон осознала, что летит на пол, смешно вскинув ноги, задержав дыхание и зажмурившись, что есть сил. За те несколько секунд свободного падения, она успела подумать, что глупо умереть вот так вот – просто упасть с лестницы, а не быть приконченной, скажем, Бармаглотом или, например, Снежной Королевой после всего случившегося.
Пол оказался не таким твердым и – теплым, несмотря на мороз за окном и откровенно не справляющееся отопление. И было совсем не больно – или не больно по сравнению с тем, что Эмма себе представила или как должно было бы быть. А еще, спустя несколько мгновений, пол закряхтел, дернулся и рвано выдохнул воздух.
Свон открыла глаза.
Джонс под ней поморщился и улыбнулся.
– Кажется, я спас тебе жизнь, – прохрипел он сдавленно, – принцесса.
Эмме нечего было на это ответить: Крюк был прав. И ей не нравилось, что за последние несколько дней она с ним так часто соглашалась. Пусть – только в мыслях.
***
Двадцать пятого декабря к обеду небо расчистилось: перестал сыпать снег, и не осталось ни облачка, только яркое, хоть и холодное, зимнее солнце. В городе царило по-настоящему праздничное настроение, подкрепляющееся украшенными улицами и неестественно радостными лицами. И Эмме было даже обидно, что она до сих пор не прочувствовала всей прелести Рождества – ни кексы на завтрак, запах которых ее и разбудил, ни счастливая улыбка Мэри Маргарет, ни несуразный снеговик во дворе не вызывали в ней никаких особенных эмоций. Все это казалось милым, сентиментальным, но и только.
«Наверное, все эта семейная идиллия не для меня в принципе», – решила Эмма, окончательно расстроившись, и ближе к обеду улизнула из дома в участок, надеясь скрыться от всеобщей вакханалии, касающейся праздника.
И, нет, она не надеялась найти там Джонса. Ни капли.
И, конечно же, он был в участке – дремал на узком диванчике, сложив руки на груди и закопавшись носом в меховой воротник кожаной куртки. Выглядело это… успокаивающе. Хотя Эмме все равно было сложно воспринимать Крюка настолько современным – без своего плаща, шпаги и корабля он казался потерянным и совершенно неуместным.
Настолько же неуместным, как и сама Эмма в Рождество в Сторибруке.
Она хмыкнула, достав из кармана мобильник, и начала расталкивать Джонса только после того, как сделала снимок. Если у него нет телефона с камерой – это его проблемы, и Эмма не собиралась отказывать себе в забавной фотографии и компромате одновременно.
– Не думала, что тебе придет в голову заявиться в участок в канун праздника, – заметила она, когда Крюк проморгался, сел ровнее и снова заулыбался.
– А сегодня какой-то праздник? – в ответ переспросил он.
Эмма ничего не сказала, так и не поняв, издевается он на ней или нет. В конце концов, она не знала, праздновали ли в Зачарованном Лесу Рождество, и появлялся ли там Джонс хоть раз в сочельник. Вполне возможно, что весь Сторибрук просто перенимал традицию чужого мира – обычай, конечно, замечательный, но неродной.
Как и Крюк в этом городе.
Как и Эмма среди всех этих людей.
Наверное, поэтому ей было так хорошо в его компании: он не вел себя, как Мэри Маргарет со своей зачастую навязчивой заботой; не пытался советовать, неловко и не вовремя, как Дэвид; не начинал сложные и душещипательные разговоры, как Нил. И за эти несколько дней Эмма действительно к нему привыкла.
До вечера они просидели в участке – смеясь, рассортировали документацию, убрали весь мусор и успели даже сесть за карты, когда мобильный начали раздирать звонки из дома.
– Если я не вернусь в ближайшее время, Мэри Маргарет встретит меня на пороге с арбалетом, – зачем-то пояснила Эмма Джонсу, заматываясь в шарф, не в силах спокойно выдержать его пристальный взгляд; ей не хотелось бросать его одного – хотя бы потому, что он остался бы с ней, не будь где-то поблизости ее семьи, в подобный праздник. – Если хочешь, пойдем со мной.
– Эй, красавица, а кто может гарантировать, что ты на следующий день не заявишь, что я обязан на тебе жениться? – усмехнулся Крюк. – Кто знает эти ваши традиции?
– М-м-м, наверное, никто, – хмыкнула Эмма, замерев в дверях.
Ей было плевать на то, как это выглядело со стороны – или могло бы выглядеть. Игры кончились. Если до этого она сама намеренно тормозила Джонса, позволяя ему флирт, но не большее, то теперь стояла, ожидала действий. Крюк ее провоцировал – постоянно, хоть и ненавязчиво. Что ж, теперь его черед делать шаг – и вперед или назад, решать тоже ему.
Наверное, в глазах Эммы это отразилось особенно явно – и серьезность намерений, и разрешение, и ожидание, – потому что Джонс преодолел расстояние, разделяющее их, тут же, будто только этого и ждал.
– Может, мне и стоит согласиться, – усмехнулся он, захлопывая дверь и нежно обнимая Эмму.
– Конечно, стоит, там же будет пирог Мэри Маргарет, – она улыбнулась, уткнувшись носом ему в воротник, – и я.
Пожалуй, по части неудачного и неуместного флирта они могли бы составить друг другу неплохую конкуренцию. Но, несмотря на это, все складывалось как нельзя лучше – обниматься с Крюком было приятно и тепло, и Эмме совсем расхотелось куда-то идти. На мгновение ей даже показалось, что она может просидеть всю ночь на диване в участке с Джонсом, положив голову ему на плечо, и при этом будет чувствовать больше рождественского настроение, чем это вообще возможно.
– Тогда – как пожелаешь, – прошептал Крюк ей на ухо.
Они простояли так еще несколько минут – Эмма после, как ни пыталась, не могла вспомнить, что говорила и говорила ли вообще – пока телефон снова не зазвонил.
Несмотря на то, что Мэри Маргарет попыталась отчитать ее, словно маленького ребенка, а Дэвид в начале вечера смотрел на Джонса так, словно он сбежал из тюрьмы, это было самое счастливое Рождество. По крайней мере, в жизни Эммы.
Она думала об этом, замерев у окна. Крюк наотрез отказался оставаться на ночь и теперь медленно шагал от их дома в сторону пристани, рядом с которой нашел себе квартиру, чтобы быть поближе к своему кораблю. В какой-то момент он остановился и обернулся – и увидел Эмму, стоящую у занавески, провожающую его взглядом.
Джонс радостно ухмыльнулся и чуть поклонился, даже сделал вид, что снимает со своей головы несуществующую шляпу. Выглядело это забавно и мило – пусть и странно одновременно.
«О боже, его ничего не исправит», – подумала она.
То, что на улице снова пошел снег, Эмма уже не видела.
@темы: CS fanfiction
-
-
21.01.2014 в 17:41-
-
21.01.2014 в 20:18жаль, что к конкурсу не успели, но главное спасибо за работу, фички и вне конкурсов всегда очень приветсвуются
-
-
24.01.2014 в 12:15-
-
26.01.2014 в 13:06Образ причмокивающей Эммы, завернутой как гусеничка в одеяло теперь меня не скоро покинет. Я хочу увидеть весь их компромат друг на друга!
-
-
30.01.2014 в 20:06Tomislava., ну, у меня явно проблемы с дедлайнами и сроками: что-то вовремя я могу выдать, если кто-то будет стоять над душой)
.don juan, уаааарррр
Orla_Dark, о, Эмма просто чудесна. я бы сама от такой ее фотки не отказалась, серьезно) милее, чем котята. жаль, что Крюк во сне не причмокивает губами. Или причмокивает, но это, к сожалению, знает только Эмма)